Мир Я и внешний мир, дух и материя.

Внутри этой суммы всего непосредственно пережитого мы замечаем определенную принудительную тенденцию к по­ляризации вокруг двух точек, вокруг двух противоположных полюсов «я» и «внешний мир». «Я» ощущается, как самое сосредоточие переживания, одновременно с чувствованием нераздельного единства, своеобразия и внутреннего соотно­шения всех своих составных частей. Что касается действи­тельного содержания непосредственного переживания этого чувства «я» или сознания личности, то оно неясно и полно внутренних противоречий. Сознание «я» простирается то на акты самого переживания, которые мы называем «моею ду­шою», то на одну часть из пережитого, называемою нами «моим телом». При этом это сознание «я» имеет тенденцию от единичных своих составных частей, с которыми мы его хотим связать, все более и более, так сказать, отступать во внутрь. «Это—не «я», это _ только мой палец», может сказать кто-нибудь; или «это—не «я», это—только злая мысль, которая навязывается мне». В конце концов, если это дальше проделывается, от «я» не остается ничего более, как только воображаемый пункт позади всего пережитого. Следовательно, „я" есть одновременно и самое фантастиче­ское и однако и самое непосредственно-достоверное.

Но и этого мало. Чтобы сделать путаницу еще более полной, душа снова вкладывается в «я». Душа, которая, однако, сама по себе рассматриваемая, была бы ничем иным как собирательным понятием для всех актов переживания начинает ощущаться, как некоторый род вещи или как неко­торый род второй внутренней личности, которая как бы вложенная во внешнюю личность или тело имеет там свое местопребывание. Таким образом, душа является, с одной стороны, суммой переживания, и «я» представляет только часть этого переживания, именно ту часть, которая остается за вычетом того, что мы называем внешним миром. С другой стороны, душа, наоборот, есть составная часть «я», именно та часть, которая остается, если мы исключим тело.

Все переживаемое, что мы не ощущаем, как «я», мы называем внешним миром. Существует ли какой-либо внешний мир вне нашего переживания действительно, этого мы не знаем и никогда не будем в состоянии знать. Для человека, мыслящего естественно-научно, особенно важно установить ясность относительно этого пункта. Все, что мы исследуем в естествознании, представляет содержание пере­живаний нашей души, а не самые вещи. Цвета, звуки, теплота, движения, точно также как и растения, животные и камни объективно нам даны только в наших чувственных впечатлениях. Опыт нам ничего не дает относительно них как только зрительные, звуковые и осязательные ощущения. «Глаз создает свет и ухо—звуки; вне нас — они ничего, это мы даем им жизнь» (Лихтенберг). Существует ли вне нашего переживания, вне наших ощущений какая-либо «вещь в себе» (Кант), какой-либо независимый от нас мир, который бы: существовал даже и тогда, если бы наша душа перестала? создавать мир ощущений — этого мы никогда не будем в со­стоянии знать.

И мы не должны также ломать над этим своей головы. Для нас достаточно установить, что внутри нашего переживания мир разделяется на две зоны для нас, на «я» и внешний мир. Если мы захотим это разделение с самой крайней точки зрения нашего «я» (солипсизм) формулировать в словах, то мы можем сказать: «я» полагает для самого себя и из самого себя «не я» (Фихте). Все переживание имеет место в «я», но часть этого переживания «я» прое­цирует из самого себя во вне, таким образом, как если бы она существовала вне его, как внешний мир. Или мы можем положение вещей рассматривать, наоборот, вполне с точки зрения внешнего мира и сказать: человек, который явился бы в этот мир слепым и глухим и без чувства осязания, не мог бы никогда развить в  самом   себе   нечто,   подобное   тому, что можно     назвать  душевною жизнью   или   «я».  Следовательно, вся душа есть не что иное, как функция органов чувств и мозга, выражаясь совершенно наивно,  выделение  мозговых  клеток (материализм); все «я»   есть   продукт  впечатлений его органов чувств.

При этом противоположность между материей и духом,  которую мы точно также находим в нашем мышлении, хотя по своему психологическому возникновению тесно родственна противоположности между «я» и внешним миром, не вполне тожественна, поскольку собственное тело хотя, и причисляется   к   «я»,   но  не к духу.   Полюсы различений «я,— внешний мир» и «дух — материя» образуются, без сомнения, в обоих  случаях  из   противоположности  между  актом; переживания  (=я   или   душа)   и  содержанием переживания (=внешний мир или материя). Но между этими обоими полюсами колеблется тот комплекс переживаний, который мы называем «нашим собственным телом» и притом колеблется в нашем воспринимании настолько ненадежно то туда, то сюда, насколько он может быть причислен  одинаково — как объект нашего чувственного  восприятия — к  материи  и,   как  действующий субъект и неотъемлемая основа последнего — к «я».

Более ранее, наивное воззрение равным образом придавало душе предметный характер и мыслило о ней, как о по­добной воздуху субстанции, обитающей в теле. Из этой формы воззрения возникло то,   что  в философии  называется дуализмом, именно представление, что душа и тело являются некоторым образом самостоятельными инстанциями, которые, правда, тесно, но не нераздельно сожительствуют друг с другом и связаны между собою в смысле взаимодействия или психо-физического    параллелизма.   Эти   дуалистические  воззрения являются противоположностью монистическим, стремящимся или, как спиритуалистический монизм (называемый в своих  крайних  проявлениях солипсизмом), растворить материю в «я» или, как   материалистический монизм, растворить  душевное   в   материи.   Все  три типа этих важнейших современных мировоззрений неудовлетворительны и противоречивы в самих себе. Только один солипсизм кажется нормально логически  последовательным,  не будучи однако таковым; принудительные тенденции нашего душевного переживания энергически противоречат ему, делая для нас  даже короткое время невозможной фикцию, рассмотрение всего к называемого внешнего мира, со включением наших ближних, как чего-то не самостоятельно действительного, а скорее только   как  некоторый   род  призрачного  отражения нашей личности. С другой стороны, материализм забывает, что материя нам никогда не дана прямо,  но  только   в форме  душевных ощущений, что,   следовательно,   первичный   и  непосредственный опыт всегда есть психический опыт. Материализм может поэтому внутренне удовлетворить только совершен наивное и не развитое мышление. Наконец, дуализм, как самое древнее и раннее вообще само собою понятное мировоззрение сохраняет свежесть и жизненную силу только до тех пор, пока оказывают свое действие более древние, более массивные представления о душах; с того же времени, как наши понятия в области теории познания и психологии становились все более утонченными, он медленно стал все более прихварывать.

Одним словом, наши представления о душе, и ее положение в нашей современной картине мира еще полны противоречий, недостаточно выяснены и находятся в переходной стадии, в стадии, когда более старые представления уже более не удовлетворяют, а новые еще не вполне выработали. Эта невыясненность нашей картины мира воздействует естественно очень неблагоприятным образом на психологическое исследование. Благодаря ей, мы часто бываем вынуждены — с сознанием внутреннего противоречия — перемешивать современные монистические воззрения, для которых единство всего эмпирического переживания составляет основу, а разделение между душою и матернею является только способом рассмотрения одного и того же предмета с двух сторон, — с составными частями более древних дуалистических форм выражения. Так, напр., для нас все еще невозможно в практически психологическом словоупотреблении сделать ясное отношение между мозгом и душою, не прибегая к форе дуалистического «взаимодействия» между двумя самостоятельными инстанциями.

Во всяком случае, можно осмелиться сказать, что некоторые виды спиритуалистического монизма образуют то мировоззрение, которое, очевидно, еще наилучшим образом соответствует современному дисциплинированному мышлению. Это мировоззрение при строгом подчеркивании последнего единства всех вещей признает эмпирически несомненный примат духовного перед материальным; оно знает, что нам в нашем познании непосредственно дано только духовное, и принимает, что то, что мы называем материей, есть только своеобразная форма воззрения внутри — душевного рассмотрение одного и того же положения вещей с другой стороны, но не нечто коренным образом раздельное от душевного. Но, конечно, спиртиуализм, который отдаляется от крайностей солипсизма, т.е. от несостоятельного тезиса, что вообще действительно существует только «я», познающий субъект. — Подобный спиритуалистический монизм в религиозном отношении почти неизбежно приводит к какой-либо форме пантеизма, к вере во всеобщее одушевление в мировой дух, как во всеохватывающее единство, выражающееся в каждой из различных единичных вещей, как одной из частей его самого.— Современные формулировки всего этого направления мыслей нам даны Фехнером и Паульсеном.

Но возвратимся к фактам непосредственного переживания т.е. к душе. Мы замечаем далее, что обе группы «я» и «внешний мир» не разделены строго друг от друга, но что ни как бы в широких пограничных областях, колеблясь, переходят друг в друга. Центром сознания «я» является тот воображаемый пункт позади всего переживания, о котором мы говорили уже выше. Вокруг этого воображаемого центра группируется собственное тело, как единственный чувствен­ный представитель «я». В отношении его отдельных единич­ных частей уже далеко не так безусловно достоверно может быть установлен факт их принадлежности к «я». Они представляют «я» только в той мере, в какой они ощуща­ются все вместе, как один цельный комплекс. Но они могут быть также размышляющим сознанием изолированы, им может быть придан предметный характер, и они тогда будут рассматриваться уже не как само «я», но только как некоторый род собственности, которой владеет «я». Мы говорим «моя рука», «мой палец» подобным же образом, как мы могли бы сказать «моя шляпа», «мои часы». Для тех частей тела, ко­торые не связаны с ним сенсорно и моторно, как, напр., окончания волос, ногтей, выделения — все более и более ослаб­ляется характер их принадлежности к «я» и, когда они начи­нают утрачивать смежность в пространстве, все более и более становится отрицательным. Эти части тела образуют в соз­нании текучий переход к вещам, находящимся в наиболее близком соседстве с телом, как, напр., предметы одежды, которые хотя преимущественно ощущаются, как внешний мир, но на которые, смотря по обстоятельствам, распростра­няется еще немного свет нашего сознания «я»; так, когда мы говорим «он прикоснулся ко мне», хотя прикосновение имело место только в отношении одежды.

Мы видим, таким образом, что существует множество вещей в пределах нашего собственного тела и окружающей его обстановки, которые, попадая в пограничную зону между «я» и внешним миром, смотря по ориентировке нашего со­знания, ощущаются нами то как «я», то как «не я». Этот факт имеет большое значение для понимания многих, в особенности же ненормальных душевных состояний.

Формулируем кратко самые важные понятия.

1. Душою мы называем  непосредственное  переживание.

2. Непосредственное переживание расчленяется для нас вокруг двух полюсов: «я» и «внешний мир». Комплексы сознания «я» и «внешний мир» в широких, колеблющихся по­граничных зонах переходят друг в друга.

3. Все душевное или все переживание возникает из взаимодействия между «я» и внешним миром, при чем или «я» воспринимает воздействия из внешнего мира: процессы возникновения образов, или «я» воздействует на него: процессы выражения.

4. К процессам возникновения образов и к процессам выражения можно еще в качестве третьей группы душевных феноменов присоединить эффективность. Она охваты­вает все то, что душевные процессы получают в чувствен­ных тонах, т.е. в их ценностях для «я», на своем пути от простого чувственного впечатления и образа, переходя к абстрактным представлениям и размышлениям вплоть до акта решения и двигательного импульса. Следовательно, простейшие чувства удовольствия и неудовольствия, возбуж­денности или безразличия, также как и сложные эмоциональ­ные движения: любовь, гнев, страх, ненависть, вожделение и тому подобное.