Сегодня 08 ноября 2024
Медикус в соцсетях
 
Задать вопрос

ЗАДАТЬ ВОПРОС РЕДАКТОРУ РАЗДЕЛА (ответ в течение нескольких дней)

Представьтесь:
E-mail:
Не публикуется
служит для обратной связи
Антиспам - не удалять!
Ваш вопрос:
Получать ответы и новости раздела
27 ноября 2002 07:45   |   А. Добрович. – Общение: наука и искусство. Москва

Если кошку не гладить

Детский врач Р. Спитц, наблюдая за ходом выздо­ровления маленьких пациентов госпиталя, обнаружил, что некоторые из них задерживаются в стационаре на недопустимые сроки. Как выяснилось, эта тенденция к длительному упадку физического и душевного здоровья проявляется у детей, которые длительное время были лишены ласки. Со­общение об этом, опубликованное в конце второй миро­вой войны, на фоне бедствий того времени могло пока­заться сентиментальной проповедью.
Через 12 лет внимание специалистов привлек опыт С. Левина с крысятами. Две группы крысят были поме­щены в одинаковые условия; единственное различие в их содержании заключалось в том, что одних ежедневно поглаживали (ласкали), других — нет. Оказалось, об­ласканные вырастают крупнее, крепче, смышленнее необласканных и даже более устойчивы к заболеваниям крови.
Вывод, казалось бы, напрашивался сам собой. Одна­ко в опыте участвовала еще одна—контрольная—груп­па крысят: этих ежедневно подвергали болезненному удару электрическим током. Любопытно, что показатели контрольной группы ближе к группе обласканных. Это наблюдение потребовало более углубленной интерпрета­ции результатов. Известно, что животные испытывают так называемый «сенсорный голод» — потребность во внешних раздражителях. Если раздражителей мало, мозг работает все хуже, а отдельные его участки даже начинают атрофироваться. Предполагают, что частным случаем сенсорного голода является у животных «голод по положительным стимулам».
Крысята «обласканной» группы имели возможность утолять этот голод, так сказать, в личных контактах с научным персоналом. Что касается крысят контрольной группы, то можно думать о вызывании у них положи­тельных эмоций парадоксальным образом: за счет стра­дания и затем облегчения (избавления от отрицатель­ного стимула  тока).
Как бы то ни было, для физиологов и психологов ста­ла более приемлемой идея о том, что животное находит­ся в постоянном поиске положительных эмоций. По-новому был осмыслен факт ласки, которая существует у многих видов. Если раньше казалось, что ласка преследует в основном гигиенические цели, то те­перь появились основания думать о ласке как таковой. Неожиданным образом подтвердилась английская по­говорка: «Если кошку не гладить, у нее высыхает спин­ной мозг».
По всей вероятности, физическая ласка является у животных наиболее полным выражени­ем доброжелательного внимания друг к другу, хотя су­ществует, помимо ласки, целый спектр других знаков внимания. Наряду с позами, взглядами, звуками «угро­жающего», «предупреждающего» и иного характера су­ществуют знаки примирительные, успокаивающие, «нежные». Их сплачивающая роль в жизни сообщества животных очевидна.
В свете этих данных более внушительными выглядят гипотезы психологов и психиатров о том, что и человек обладает  врожденной, инстинктивной склонностью к доброжелательному общению. Это можно назвать «инс­тинктом симпатии», по Дюпре, «синтонностью», по Блейлеру, «чувством общности», по Адлеру, «стадным стремлением», по Мазуркевичу, потребностью в «чело­веческих связях», по Фромму, или в «поглаживаниях»,, по Берне, или в «эмоциональных контактах», по Обуховскому, и т. д. Наличие у человека коммуникативного инстинкта как будто подтверждается и американцем Дж. Джаффе, изучавшим «диалог» между четырехмесячным  младенцем и  матерью. Такой диалог сводится, естественно, к тому, что младенец время от времени по­глядывает на мать, она же отвечает ему и мимикой, и речью. Удалось показать, что смена поглядываний и от­ведений взгляда подчинена у младенца довольно стро­гому ритму, причем у разных детей этот ритм различен, Поскольку возможность обучения столь индивидуально­му ритму в младенческом возрасте довольно сомнитель­на, можно думать о тенденции к диалогу как о врож­денной характеристике человека, А для зоопсихолога Г. Ревеша «потребность контакта» вообще рисуется как фундаментальная (и «универсальная») биологическая потребность: того же типа, что и потребность в само­сохранении.
Биологическая потребность в общении постоянно затушевывается социальной необходимостью в нем. По мысли американского социолога Дж. Дьюи, высказан­ной еще в XIX веке, общество, общественная жизнь -это и есть коммуникация между людьми. Человек, жи­вущий не в глухом лесу, а в обществе, как бы принуж­дается тем самым к постоянному общению. Можно ли в таком случае наблюдать «коммуникативный инстинкт» в чистом виде?
Если в пустынном парке вы опустились на скамью, где уже сидит другой человек, то рано или поздно вы обмениваетесь взглядом. До этого момента, пока вы почти бессознательно подсматривали друг за другом, прикрывшись каждый своей газетой, речь шла о прос­той ориентировке. Обоим необходимо бегло определить ситуацию хотя бы в смысле ее опасности — безопаснос­ти. Оба могут показаться друг другу «подозрительны­ми». Но если такая разведка не вынудит одного из парт­неров перейти в другое место, то вслед за ней происхо­дит обмен знаками внимания: достаточно послать друг другу взгляд, содержание которого можно выразить гак: «Я тебя замечаю». Если кто-то из двоих отказыва­ется «заметить» соседа, тот чувствует себя уязвленным или настораживается. Трудно сказать, действует ли здесь врожденное «чувство общности» или же вырабо­танная с детства обязанность общения (в рамках эле­ментарной вежливости).
Среди духовных испытаний для самоусовершенство­вания по системе «дзен» в Японии существует так назы­ваемое «моритао»: помещение человека на неделю и бо­лее в пустынную пещеру и запрет разговаривать хотя бы с самим собой. По свидетельству лиц, прошедших это испытание, жажда общения к концу изоляции ста­новится невыносимой, и в дальнейшем встреча с любым человеком, беседа на любую тему доставляет острую радость. Вопрос о том, накапливается ли при этом «биологическая потребность» или дает себя знать «со­циальная привычка», остается открытым. Логично, впрочем, предположить, что привычка не могла бы укорениться в человеке без инстинктивных предпосылок к этому.
Каково бы ни было происхождение «чувства общнос­ти» у людей, его каждодневные проявления несомненны. Калифорнийский психиатр Э. Берне сделал, быть мо­жет, поспешный, но эффектный шаг, сближая это явление с потребностью в поглаживаниях у животных Вся кий знак, который мы подаем, друг другу, чтобы удо­стоверить свою принадлежность к одной общности — общности людей, он называет «поглаживанием».Вы приподняли шляпу при встрече со знако­мым, он ответил тем же—и это был обмен «поглажива­ниями». «Ритуал восьми поглаживаний», исполняемый нами ежедневно, выглядит так.
ИВАН  (Петру). Привет!  (Первое поглаживание).
ПЕТР. Здорово! (Второе; дальнейший счет понятен),
ИВАН. Как дела?
ПЕТР. Ничего, а у тебя?
ИВАН. Порядок. Погодка-то, а?..
ПЕТР. Да-а… Дождя бы только не было.
ИВАН. Ну, будь.
ПЕТР. Пока!
Контакты между людьми приобретают строго опре­деленную длину цепочки поглаживаний. Если Иван, ограничившись одним «Привет!», пройдет мимо, Петр, привыкший к более длинной цепочке, может подумать: «Не обидел ли я его чем-нибудь?» Если Петр не удов­летворится восемью поглаживаниями и продолжит вы­казывать знаки внимания (другого назначения у беседы нет), Иван может спросить себя: «Интересно, чего ему от меня надо?»
«Поглаживания» превращаются в длинные диалоги и в попеременные монологи партнеров по общению, в салонные беседы и в выступления с трибуны; необходи­мость «поглаживания» зачастую определяет круг тем и длительность разговоров. На первый взгляд это может показаться пустой тратой времени, поскольку то, что мы привыкли считать «информацией», здесь не обменива­ется. Однако это впечатление следует, по-видимому, отбросить. В конечном счете, обмен информацией типа «я тебя замечаю», «мы — из одной общности», «я желаю тебе добра» и т. п. играет не меньшую роль в процессах социального взаимодействия, чем продуктивное обсуж­дение научно-технической, политической, художественной или иной проблематики. По утверждению советско­го исследователя Е. С. Кузьмина, люди склонны всту­пать в общение «как представители человеческого вида и рода, независимо от национальных, социально-поли­тических и гражданских характеристик», хотя все эти характеристики, конечно, влияют на ход общения.

Поделиться:




Комментарии
Смотри также
27 ноября 2002  |  07:11
Психиатрия вне кабинетов
Вот история, старая как мир. В семье родился ребенок. Позади, остались дни радостного ошеломления, когда родители спрашивали себя: «Как мы раньше могли быть счастливыми без этого? Что понимали в жизни, пока не было маленького?»
27 ноября 2002  |  07:11
Если вы застенчивы
Застенчивому, стеснительному человеку общение нередко в тягость. Как это преодолеть? Вместо теоретизирования, врач-психотерапевт предлагает читателю несколько конкретных вопросов о его способности взаимодействовать с людьми и рекомендует своего рода «упражнения», помогающие развить эту способность.
21 ноября 2002  |  16:11
Кто такой психиатр
Кто такой психиатр? Исследование, недавно проведенное членами Общества клинических психиатров Соединенного Королевства, выявило значительное невежество публики в отношении этого и связанных с ним определений. Многие не могут установить различие между психиатрией, психологией и психоанализом, а на просьбы дать более точные определения дают весьма невразумительные ответы. Это, конечно, не так уж удивительно, однако для тех, кто профессионально интересуется предметом, понимание таких различий очень важно.
12 ноября 2002  |  21:11
Мир Я и внешний мир, дух и материя.
Душою мы называем непосредственное переживание. Душа есть все то, что было ощущаемо, воспринимаемо, чувствуемо, представляемо, желаемо. Душа есть, следовательно, например, дерево, тон, солнце, поскольку я рассматриваю их, как восприятие дерева, как представление солнца. Душа есть мир, как переживание. Сумма всех вещей, рассматриваемая с определенной точки зрения.
11 ноября 2002  |  12:11
Чувственный бред
Это заболевание, в сущности, представляет собой более длительную форму тех «состояний болезненной бессознательности», имеющих чрезвычайно острое течение (status peracuti s. acutissimi), которые мы описываем под названиями «лихорадочного бреда», «бреда от истощения», «бреда от отравления и «патологического аффекта»», равно как и тех скоропреходящих картин душевного расстройства, которые возникают вследствие общих неврозов (неврастении, истерии, эпилепсии).