Судебная психопатология — Эротическое или любовное сумасшествие (Paranoia erotica)

{ Привожу из своих воспоминаний следующий случай:

         Набл.50. Любовное сумасшествие.

     В 70−х годах, в Петербурге, начала преследовать своей любовью тогдашнего градоначальника, генерала Т., некая г-жа ***, пожилая, очень образованная девушка, служившая надзирательницей в одной из столичных тюрем. Ни от родных, ни от знакомых она не скрывала своей любви и выискивала всевозможные случаи видеть градоначальника. Несмотря на все попытки её отца, почтенного отставного генерала, убедить её в неразумности таких романтических мечтаний в её годы, она решительно заявила, что любит Т. и твёрдо убеждена в его взаимности к ней. Однажды летом генерал Т. поехал лечиться за границу. Г-жа *** отправилась вслед за ним и, как его тень, не покидала его и на курорте, всюду присутствуя вблизи его, любуясь им, но не решаясь с ним на словесные отношения. Тем не менее эти молчаливые, но явные , преследования до того стесняли градоначальника и, с другой стороны, ставили в такое неловкое положение саму больную и её родных, что градоначальник, переговорив с отцом больной, возбудил вопрос об освидетельствовании её в умственных способностей через особое присутствие губернского правления. Освидетельствование состоялось на моих глазах, в клинике душевных болезней, где я служил тогда ординатором. Больная явилась в клинику добровольно, по вызову губернского правления. Это была особа около 45 лет, среднего роста, уже седая, с правильными чертами лица, скромно, но со вкусом, одетая и с манерами благовоспитанной женщины. На все вопросы, обращённые к ней губернатором и касавшиеся её биографии, она отвечала подробно и правильно, так, чтобы члены особого присутствия по окончании этого расспроса и удалении г-жи *** находились в видимом затруднении,  на каком основании можно было признать её душевнобольной? Тогда встал бывший среди членов присутствия старший врач полиции, д-р Б., уже ранее, по предложению градоначальника, свидетельствовавший г-жу ***, и просил о разрешении ему лично второй раз расспросить больную. Разрешение было дано губернатором.

Г-жу ***  пригласили вторично в присутствие, и д-р Б. прямо обратился к ней с вопросом о её любви к генералу Т. Г-жа *** покраснела, взволновалась, но в сдержанных и вежливых выражениях отвечала, что она действительно любит генерала Т., не думает ни от кого скрывать этой любви, и уверена, что и генерал Т. разделяет её чувства к нему — это она заметила по обращению генерала с ней во время посещения им тюрьмы (где, однако же, как это было видно из слов самой больной, генерал Т. вёл только официальные разговоры). Эти ответы были даны больной с полной искренностью и наивностью. На дальнейший вопрос, поставленный губернатором, решилась ли бы она, не ожидая к тому приглашения, публично поцеловать генерала Т., встретив его где-нибудь в большом собрании людей, г-жа ***, не колеблясь, но ещё больше покраснев, отвечала, что сделала бы это. После этого ответа её снова попросили удалиться в соседнюю комнату, и члены присутствия после непродолжительного совещания единогласно признали её страдающей сумасшествием, о чём и был составлен акт. Г-жа *** была помещена в больницу Св. Николая Чудотворца, где, будучи совершенно спокойной и трудолюбивой больной, она оставалась на призрении несколько лет и, наконец, была взята на попечение (кажется, уже после смерти генерала Т.) своими родными.

    Находясь в больнице, она, конечно, продолжала питать прежнюю платоническую любовь к генералу Т. До чего эта любовь была отвлечена и идеальна, доказывается следующими фактами, сообщёнными мне главным врачом больницы Св. Николая Чудотворца, д-ром О.А.Чечоттом: по настоятельной просьбе родных больной, всё с той же целью «разбуждения» её, генерал Т. дважды соглашался на личное свидание и переговоры с ней.  Больную возили для этого из заведения в канцелярию градоначальника, но каждый раз, видя перед собой генерала, она не решалась произнести перед ним ни одного слова. Её платонизм, встречаясь с действительностью, немел, но по возвращению в больницу она оставалась верна своему идеалу и высказывала твёрдое убеждение, что генерал Т., по отношению к ней, думает совсем противоположное тому, что он «должен был» так говорить, по «обстоятельствам» и «по воле других».}